- Подробности
- 17.05.2016
 |
|
Музей АЗ — музей российского художника Анатолия Зверева, который является одной из самых интересных фигур культурной жизни Москвы второй половины 20 века. Формально Анатолий Зверев был близок к направлению «нон- конформизма», его имя стоит в одном ряду с именами лучших художников этого периода. Но уникальность его художественного почерка и многогранность таланта выводят его далеко за временные рамки узкого периода. Французский дирижер Игорь Маркевич, который в 1965 году организовал в Париже и Женеве выставки Зверева, сказал «Зверев — это «случай», случай человека, который вновь открыл историю современного искусства». Сегодня наследие Анатолия Зверева насчитывает десятки тысяч работ, его картины хранятся в ведущих музеях мира — от Третьяковской галереи до Музея современного искусства в Нью-Йорке, и в лучших частных собраниях.
|
 | Музей АЗ был основан в 2013 году. Его создателями стали коллекционер и меценат Наталия Опалева и арт-куратор Полина Лобачевская. Идея создания музея возникла в 2012 году, когда в Новом Манеже прошла выставка «Зверев в огне». На выставке были представлены работы Зверева из коллекции Георгия Костаки — они чудом уцелели в пожаре, который произошел в 1976 году на даче Костаки в подмосковной Баковке. В течение месяца выставку посетило свыше 30 тысяч человек. Интерес широкой публики к творчеству и индивидуальности Зверева и стал отправной точкой для создания музея. Об этом сказала Полина Лобачевская - «Идея музея не возникла искусственно — это был ответ на естественное движение людей навстречу Звереву».
Идея создания музея была поддержана дочерью Георгия Костаки Алики — она подарила более 600 работ Зверева музею. Этот дар стал поводом для еще одной выставки, которая состоялась в 2014 году и представляла еще не построенный, но уже существующий Музей АЗ - «Анатолий Зверев. На пороге нового музея». В течение месяца выставку посетило свыше 40 тысяч человек. На выставке был представлен Издательский проект Музея АЗ. 
Автопортрет А. Зверев
А. Костаки П. Лобачевская Выставка «Зверев в огне» А. Костаки, Н. Опалева |
 |
Из воспоминаний Наталии Опалевой:
«…Собирать искусство я стала и случайно, и не случайно. Случайно – потому, что никакой сформулированной (даже для себя) программы у меня не было. Но как было не отреагировать на призыв организаторов ярмарки в Манеже, утверждающих, что сейчас - время покупать произведения искусства. Пришла из любопытства, ушла с первым приобретением – картиной Анатолия Зверева «Полина». Уверена в его подлинности была абсолютно, ведь куплен он был в галерее КИНО, где одним из директоров была Полина Лобачевская, долгие годы дружившая с легендарным художником». В основу коллекции Музея АЗ легли работы из собрания Георгия Костаки (дар Алики Костаки), коллекции Александра Румнева и семьи Габричевских, частное собрание Наталии Опалевой. На сегодняшний день в фондах Музея АЗ находятся свыше 1500 работ Анатолия Зверева и художников его круга. В собрании Музея находятся архивные документы, связанные с жизнью и творчеством Анатолия Зверева. Коллекция музея постоянно пополняется новыми работами, которые проходят серьезный художественный отбор. Осенью 2013 года из пригорода Афин, из дома Георгия Дионисовича Костаки начался исход зверевских работ. Более 600 работ, подаренных Аликой Костаки Музею , готовились вернуться на родину, в свой дом. 
Портрет П. Лобачевской
Н. Волкова, упаковка картин в Греции Упаковка картин Н. Волкова, упаковка картин в Греции П. Лобачевская, А. Костаки, Афины 2012 Упаковка картин |
 | «…Собирать искусство я стала и случайно, и не случайно»
Наталия Опалева, генеральный директор Музея АЗ
Для меня Зверев – это источник энергии – творческой, душевной и духовной. Я хочу поделиться этой энергией с людьми. Полина Лобачевская, арт-директор Музея АЗ
Создание музея одного художника в Москве - дело рискованное. Мне, как арт-критику, такие места казались страшно скучными. Это были пыльные дома-мастерские или памятники самому себе (если художник здравствует). То, что предложила Полина Лобачевская - музей-лаборатория, открытое пространство для виртуальных и выставочных проектов — меня заинтриговало и вдохновило. Тем более сам герой — личность вне рамок и канонов. Когда же первыми шагами музея стали книги и альбомы, я окончательно влился в команду — такую серьезную научную и издательскую работу могут себе позволить лишь те, кто берется за дело всерьез и надолго. Сергей Соловьев, редактор издательского проекта Музея АЗ
Словами Зверева «Человечество вечно суетится… Но когда кому-то из нас удается остановить наше неугомонное и ненасытное в делах суеты внимание, мы оказываемся во власти живописи». Анатолий Голышев, дизайнер
Делать Музей в наше время, делать музей для Зверева, делать Музей для Зверева в наше время и с такими людьми - это большая человеческая удача. Наталья Волкова, координатор выставочных и издательских проектов, хранитель
Уникальность Зверева особенно чувствуется в увеличенных фрагментах его работ, когда вдруг начинает проступать новый, ранее неразличимый глазом микрокосм, словно поверхность неизвестной планеты с цветовой гармонией гор, морей и призрачных облаков... Александр Долгин, видео-дизайн
Зверев – это свобода от всех, от всего и, даже, от самого себя. Зверев – сама независимость, сила творческого духа и человеческого достоинства. Артистизм – это не про Зверева. Про него – верность искусству и безразличие к своему месту в НЕМ. ИСКУССТВО само избрало ЕГО. Геннадий Синев, дизайнер
 |
 |
Музей АЗ благодарит за дарения, поддержку,
благожелательность и помощь в создании музея Алики Костаки Наталью Костаки Георгия Апазидиса Игоря Пальмина Владимира Немухина Оскара Рабина Ольгу Северцеву Наталью Шмелькову Игоря Кузнецова Марию Плавинскую Ларису Пятницкую Юрия Носова Александру Бахмутскую Александру и Николая Синицыных Нину Вульфович  |
 | 
Н. Волкова, Н. Костаки, П. Лобачевская, Н. Опалева
Выставка «Зверев в огне» Выставка «Зверев в огне» Г. Синев "ЗВЕРЕВ В ОГНЕ"
В июне 2012 года в Новом Манеже открылась выставка «Зверев в огне». Залы Манежа полыхнули заревом давнего пожара, спалившего дачу коллекционера Георгия Костаки в подмосковной Баковке. Вместе с домом Костаки горела и огромная коллекция произведений искусства. Фантастическое обстоятельство оставило работы Анатолия Зверева уцелевшими в том пожаре — их было очень много.
ВЗ «НОВЫЙ МАНЕЖ», 2012 Папка спрессованных листов, рисунков, слежавшихся за время хранения не смогла сгореть. То, что ставили художнику в вину при жизни и после смерти — то, что его слишком много, что Зверев слишком «плодовит», спасло работы от гибели. Именно они — опаленные, обугленные, прошедшие сквозь огонь и воду - и стали выставкой. Более двухсот работ тогда увидело свыше 30 000 посетителей. Но не только поразительное открытие невиданного до этого момента Зверева стало событием — событием стала сама экспозиция, от идеи до воплощения. Выставка превратилась в драматическое, страстное и полное футуристических идей пространство, в суперсовременную машину времени, которая стремительно перенесла Зверева в сегодняшний день, а затем катапультировала в день завтрашний — навстречу абсолютно новому пониманию художника. 
Автопортрет
Женский портрет Женский портрет ПРЕССА О ВЫСТАВКЕ «ЗВЕРЕВ В ОГНЕ»
Радио «Свобода», Лилия Пальвелева: В Новом Манеже открылась выставка с интригующим названием "Зверев в огне". Здесь показываются чудом уцелевшие, но опаленные пожаром в доме коллекционера Георгия Костаки работы одного из ведущих художников-нонконформистов Анатолия Зверева. На выставке представлено около 200 произведений Анатолия Зверева. По странной прихоти судьбы неровные обгорелые края листов лишь добавили выразительности самим рисункам. Они стали еще более экспрессивными. Газета.ru, Арсений Штейнер: В последнее время происходит переоткрытие Зверева для широкой аудитории. На нынешней выставке «Зверев в огне» Полина Лобачевская показывает гениального многогранного художника, который очень далек от поверхностного образа «автора одной темы». В Манеже полумрак. Торжественная лента рисунков Анатолия Зверева в черных рамках освещена точечным светом, и кажется, что рисунки с неровными краями источают свет сами. Листы обгорели: кипа рисунков чудом сохранилась в пожаре на даче коллекционера Георгия Костаки 35 лет назад. Полит.ru, Диана Мачулина: Выставка «Зверев в огне» прекрасна тем, что она выводит на первый план сами работы Зверева. У этой выставки - отличный дизайн, хотя он, как современное явление, может казаться несовместимым с нонконформизмом. Но сколько же можно показывать советский андеграунд в тех же условиях, в которых он существовал тогда – как будто тайком, из под полы, на кнопочках к стене, украдкой? Да и нет тут никакого противоречия, выставочный дизайн – это уважение к предмету выставки, представление зрителю максимально ясного пути восприятия экспозиции. Дизайн служит средством остранения, проникновения в предмет выставки. Работы стали похожими на планеты, мерцающие во мраке – и на каждой из этих планет есть жизнь, такая вот вселенная Зверева. Техническое совершенство экспозиции неотделимо от смысла проекта. Мы не видим стендов и стен – черный ворсистый материал сделал из них вакуум космического пространства, стекла удивительным образом не отражают зрителя. «Новые известия», Сергей Соловьев: Зверев – художник невероятно актуальный, современный, многогранный и до конца далеко не открытый. Дизайн экспозиции подчеркнуто технологичный и футуристский. Самый эффектный – «Огненный зал», где показан главный корпус сохранившейся графики. Зритель проходит по красному ковру сквозь темные ряды стеклянных витрин, где словно голограммы светятся обожженные листы. На экране те же самые вещи всплывают в немыслимо огромных масштабах, где видна каждая точка и штрих. Даже Рембрандта так бережно и с таким пиететом не показывают. Второй, погруженный во тьму зал – «Кинозал» – представляет гениальные зверевские автопортреты и фильмы с воспоминаниями о художнике. Посредине – светлая комната с картинами из частных собраний, так или иначе связанных с семьей Костаки. Никакого советского историзма, эклектики, салонной мишуры – Зверев идет как европейский художник (не случайно его чрезвычайно высоко ценил Пикассо), каждый штрих которого, по выражению Фалька, драгоценен сам по себе. «Культура», Александр Панов: Дизайн восхитителен — от темноты через белую прозрачность мемориальной комнаты Костаки снова во мрак памяти. Конструктивистские стенды напоминают о том, что Зверев изначально хотел быть авангардистом (и удивительные «Супрематические этюды» конца 50-х — тому доказательство). Зверев сгорел на работе и в прямом смысле (о чем выставка), и в метафорическом. Те ранние его вещи, которые чудом сохранила и восстановила Наталья Костаки и показала Полина Лобачевская, подтверждают оценку Пабло Пикассо — «Лучший русский рисовальщик». В России не нужно жить долго, чтобы тебя оценили. Достаточно умереть, а после тебя найдут неизвестные шедевры. И сделают безумно красивую выставку. «Вечерняя Москва», Ася Иванова: В двух из трех залов, составляющих пространство Манежа, - полумрак. Из темноты проступают картины и рисунки. Кажется, ничто их не освещает, что они сами испускают некое мягкое свечение, сравнимое с легкими всполохами уже затухающего в ночи костра. Это по-настоящему красиво. Маняще. Решение экспозиции настолько точно, лаконично и изящно; настолько совершенно, что в ней сложно представить обычные, не тронутые огнем рисунки. Опаленные портреты и абстрактные композиции вдруг начинают жить собственной жизнью, не мыслимой вне губительного пожара. Обгоревшие края выглядят не варварским разрушением произведений искусства, а точной художественной находкой, превращающей разрозненные картины в единую и таинственную серию. |
Н. Волкова, П. Лобачевская, А. Костаки, Н. Опалева
Выставка «Анатолий Зверев. На пороге Нового музея» "АНАТОЛИЙ ЗВЕРЕВ. НА ПОРОГЕ НОВОГО МУЗЕЯ"
Выставка представила дар Алики Костаки - хранившиеся в Греции работы Анатолия Зверева были переданы новому московскому музею — Музею АЗ. Сама экспозиция и организация пространства стали концепцией музея, который прямо на глазах обретал живые плоть и кровь.
ВЗ «НОВЫЙ МАНЕЖ», 2014 Создатели музея — Наталья Опалева и Полина Лобаческая — «сыграли» Зверева по тончайшей партитуре, как произведение полифоническое, многоголосное и многоликое. Выставка представила все многообразие Зверева, художника, личности, легенды. Портреты, анималистика, пейзажи и натюрморты, абстракции и супрематика — разворачивались нескончаемым потоком гениальных работ. Зверев в фотографиях и афористичных высказываниях, в документальных фильмах и отзывах современников, Зверев глубокий, печальный и ироничный. Мультимедийные экраны казались огромным звездным небом, сотканных из зверевских рисунков, за считанные секунды удаляя и приближая глаза, лица, фигуры. Конструктивизм дизайна напрямую связал Зверева с главным направлением художественного авангарда 20 века, приглушенно звучащая музыка Софьи Губайдуллиной ввела его мир искусства века двадцать первого, а масштабный издательский проект музея, целиком посвященный Звереву, придал выставке энциклопедическую основательность. Выставка и идея Музея АЗ преподнесла Зверева не просто как художника-рисовальщика, а как уникальный художественный феномен, аккумулировавший множество теорий и практик, культурные модели, философию, поэзию и прозу, и переплавивший это в собственную безграничную вселенную. 
ПРЕССА О ВЫСТАВКЕ:
«НОВАЯ ГАЗЕТА», ИНТЕРВЬЮ С АЛИКИ КОСТАКИ: "АНАТОЛИЯ ЗВЕРЕВА НУЖНО ДОСТОЙНО ПОКАЗАТЬ" - Ваш дар Музею «АЗ» - событие беспрецедентное. Соравное тому дару, который в свое время Георгий Костаки преподнес Третьяковке. Могли бы вы кратко описать коллекцию работ Анатолия Зверева, которая вернулась в Москву? - Если совсем кратко, это работы Толи Зверева, которые собирал папа, Георгий Дионисович Костаки, в 1950-е годы. Первые датируются 1955-м и последние обозначены, по-моему, 60-м. Среди них есть произведений маслом, много гуашей (самая типичная для Зверева техника) и, конечно, замечательных рисунков. В этом собрании– работы Зверева, которые остались в семье Костаки, и которые он, по большей части, у нас дома создал. Невероятно разные по жанрам: от узнаваемых пейзажей и автопортретов до уникальных абстракций. Нужно сказать, что папа особенно ценил именно этот период Толиного творчества. Дорожил этими вещами и много их показывал. - То есть они занимали какое-то особое место в доме для обозрения гостей? - Если бы вы видели стены нашей московской квартиры, вы бы поняли, что места там просто не было. Когда мы жили на Ленинском проспекте, у нас одну комнату сплошь покрывали иконы, а другую – авангард. Одна картина Поповой висела даже на потолке. Должна сказать, что папа специально шестидесятников не собирал. Он с ними дружил, очень их любил, поддерживал, принимал в подарок работы. Но такой коллекционерской страсти, которую Георгий Дионисович питал к авангарду, здесь не было. Впрочем, Толю Зверева он выделял среди всех знакомых художников. Я бы даже привела такое сравнение: есть любовь к женщине, а есть любовь к ребенку. Так вот, к Толе у него было глубокое, почти отцовское чувство. При первой возможности он старался его работы показать, продвинуть: ставил перед гостями мольберт и менял на нем зверевские работы. Хотел, чтобы все пережили то же восхищение, что и он. Немало вещей он подарил – не потому, что хотел с ними расстаться, а надеялся «заразить» ими других. - То, что Костаки среди всех современных художников выделял одного Зверева – очень сильное заявление. Вы говорите это с полной убежденностью? - Более чем. Папа любил и ценил многих художников. В его собрании были и Целков, и Плавинский, и Беленок, и Свешников, и Рабин… Я могу перечислять бесконечно, тем более, что со всеми ими (из тех, кто жив), я до сих пор общаюсь. Для него они все были замечательные ребята… Но Толя был номер один. Это был его Ван Гог. Он в это верил абсолютно. Он считал, что гениальнее Зверева среди нон-конформистов нет никого. Он никого с ним рядом не мог поставить. - Нет ли здесь парадокса: авангард Костаки, с одной стороны, и его же Зверев – с другой? Ведь для обывателя, Зверев – реалист (на крайний случай – экспрессионист). Рядом с Малевичем его не поставишь… - Это поверхностное, неверное суждение. Искусство Толи Зверева шло не от реализма (тем более, не от соцреализма). Надо было видеть, как он писал. Я присутствовала при этом. На полу куча бумаги, банок, кистей; разбрызгивается краска, появляются пятна a la Поллок. Всегда такое шаманство. И никогда не знаешь, как с последним штрихом или мазком возникают глаза, а потом и весь образ. Мы не могли понять, как все это происходит. Я думаю, что это был дар интуитивный. Какой же он не реалист? Вот бесконтрольные пятна – но это гениальный портрет или автопортрет. А видели ли вы его супрематические работы? А какие рисунки! Я была когда-то в МОМА на огромной выставке Матисса. Да простит меня Бог, но я это скажу: я считаю, что Зверев рисовал не хуже, а, может, и лучше Матисса. У него есть такие шедевры, которых другим художникам, сколь бы они ни изощрялись, не достичь. И делалось это одной линией! - Вам не кажется, что недооценка Зверева тоже идет от него самого? Трудно представить его солидного, «забронзовелого»… - Есть художники-ученые, которые с молодости обдумывают стратегии и концепции. Про Зверева папа говорил (пусть грубо, но очень верно): «У него все идет от кишок». Такое определение, кстати, он мог дать и гениальному музыканту, и актеру. В том смысле, что Толя ничего не просчитывал и не придумывал. Иной «солидный» художник думает: что бы такое сделать, чтобы всем понравилось? Толя рисовал как дышал, это было почти на биологическом уровне, как попить или поесть. Я не помню, чтобы папа обсуждал со Зверевым других художников или картины. Несмотря на вечное балагурство, карнавальность, Толя был закрытый, одинокий человек. Он предпочитал шутить или говорить ерунду, скрывая за шутовством боль и чувствительность. Почитайте его стихи, «трактаты»… Сплошь ирония и самоирония. Но все равно за всем этим ощущается сила мысли. Балагурство для него было своего рода броней, самозащитой. 
А. Костаки, С. Соловьев
Г. Костаки, А. Зверев Г.Костаки с женой и дочерьми - То есть гениальность «пробивалась» в любом случае? - Я бы сказала больше, он был не только гений, но еще и «не от мира сего». Папа называл его Ван Гогом без всякой иронии. Со всеми Толиными несчастными любовями, неустроенностью, отсутствием признания при жизни… Я вообще себе не представляю, чтобы Зверев мог сесть и всерьез говорить с папой про башмаки, которые надо купить к зиме, про продажу картин, про организацию выставки. Боже упаси! Такого никогда не было, да и быть не могло. - Правда ли, что Зверев одно время был к вам неравнодушен и даже сватался? - Про сватовство папа в книжке написал. Сказать честно, я этого не знала. Единственное доказательство его «неравнодушия» – 57 портретов, созданные в один день (на тот момент мне было 18 лет). Они все тогда валялись по полу. Само собой, я специально не позировала. Могла просто мыть посуду или, как обычно, делала бутерброды для гостей. Он рисовал исподволь. Схватывал образ сразу. Ни один портрет не похож на другой, хотя на всех - я. Есть совершенно потрясающая вещь: там, где он рядом с моим портретом вдруг изобразил себя. Я называют это «С Саскией». Подобного жеста Зверев больше не повторял. Такой вещи, конечно, цены нет, и она должна быть в музее, а не в личном хранении. - Какие вы испытываете чувства, отдавая зверевские работы? В глубине души не жалко с ними расставаться? - Я отдаю их совершенно спокойно. Точно так же, как отец спокойно отдавал коллекцию авангарда. Делаю этот дар ради папы, и ради Толи. Не могу же я в Афинах развесить зверевские работы и приглашать к себе людей, чтобы они, наконец, открыли гениального художника. Толя Зверев нуждается в том, чтобы его правильно показали, в том, чтобы его, наконец, увидели во всей силе. Возможно, я беру на себя большую смелость, говоря, что работы в коллекции Костаки - лучший период Зверева, но по собственным ощущениям я знаю: такого уровня вещи встречаются единицами. - Вы верите в значимость и успех нового Музея Анатолия Зверева? - Сказать откровенно, я очень давно пыталась доказать высочайшую ценность, актуальность нашего собрания. Ведь когда мы уезжали в 1977 году, Зверева нам разрешили забрать даже без описи – значилось просто «7 папок Зверева». Что там говорить! В те годы Третьяковка с содроганием брала авангард начала ХХ века. А эти работы нам просто отдали от греха подальше. И то, что в России сейчас огромные лакуны с достойным искусством середины ХХ столетия, совершенно понятно - его не замечали и толком не собирали официальные музеи. Мы (уже после папиной смерти) с подачи Саввы Ямщикова сделали одну хорошую выставку зверевских работ в немецком Геттингене. И на ней были как раз те вещи, которые сейчас пришли в Москву. Я увидела, какой живой отклик они вызывают, как они важны, современны. У меня, кстати, всегда было чувство вины, что мы словно бы сокрыли невероятно интересного Зверева. Сами того не желая, прятали его, позволяя распространяться подделкам и проходным работам. Я предлагала Музею личных коллекций (филиалу ГМИИ им. А.С. Пушкина): давайте покажем хорошего Зверева. Ведь для любого художника очень важен отбор. Тогда я не получила поддержки. Когда же ко мне пришли Полина Лобачевская и Наталия Опалева с желанием создать музей, мы сразу нашли общий язык, буквально с порога. Пришли люди, которые протянули ниточку от великих меценатов прошлого в сегодняшний день. Я им поверила: они заряжены на высокое искусство, они не рассуждают в категориях рынка. Ведь мой отец собирал совсем не потому, что думал об инвестициях. (Нынешние богатые «коллекционеры» все чаще ходят с под руку с искусствоведами и вычисляют, что станет прибыльным, а что нет.) У него же душа горела. Надо видеть душой. Я у создателей зверевского музея это качество сразу заметила. У нас не было долгих переговоров или объяснений. Все произошло моментально. Так, словно мы давно об этом беседовали и вместе пришли к общему решению: Зверев должен вернуться в Москву и его нужно достойно показать. Беседовал Сергей Соловьев |
 |
| Журнал «Медведь»:
«Выставочный проект «Анатолий Зверев. На пороге нового музея» является очередным этапом многолетней, кропотливой и самоотверженной работы по организации в Москве уникального Музея Анатолия Зверева, одного из ярчайших художников ХХ века. Идеологом и вдохновителем этого благородного почина выступила галерея Полины Лобачевской. В соавторстве с коллегами и поддержке мецената Наталии Опалевой ей удалось сформировать полноценную монографическую коллекцию из оригинальных произведений, архивных документов, издательских раритетов, организовать эффективный исследовательский процесс и обеспечить музейный подход к вопросам хранения и реставрации. На выставке будут представлены около 300 работ живописи и графики 1957–60-х гг., одного из самых ярких периодов деятельности художника. Значение творческого наследия Анатолия Зверева трудно переоценить. Поэтому особое внимание авторы проекта уделили вопросам экспозиции. В залах «Нового Манежа» экспозиция выставки «Анатолий Зверев. На пороге нового музея» разворачивается мощно и эффектно, вовлекая зрителя в музейную лабораторию, где свершаются великие художественные открытия. Проект будущего здания «Музея АЗ», его замечательные коллекции, самые последние приобретения, неизвестные пока даже специалистам. Мультимедийная инсталляция, объединяющая экспозиционное пространство, откроет глубину и масштаб замысла, соответствующего экспрессивной личности художника. «Российская газета», Жанна Васильева: Нынешняя выставка - сенсация именно потому, что публика впервые может увидеть работы раннего Зверева 1950-1960-х годов из коллекции Георгия Костаки. Его дочь, Алика Костаки, подарила работы Зверева, которого ее отец, к слову, не шутя называл новым Ван Гогом, Музею АЗ. В Новом Манеже эти обугленные по краям гуаши, пейзажи, портреты и рисунки животных, которые, признаться, тоже очень хочется назвать портретами, благо у каждой кошки, собаки, вороны Зверев обнаруживает их собственную, весьма выразительную натуру, погружены в полумрак и подсвечены рассеянным светом. За круглой тумбой, оклеенной афишами московской выставки 1984 года, небольшой кинозал, где идут четыре документальных фильма о художнике. Эти фильмы, особенно изобретательно и точно сделанная картина "Садись, детуля, я тебя увековечу", дарят не только встречу с живым Зверевым, бесприютным, как Каштанка, "неуклепым" (если вспомнить его словечко), невероятно одаренным художником. Они выявляют удивительную кинематографичность его работ. Дело даже не в том артистизме, с которым он создавал свои работы, превращая едва ли не любой предмет - хоть вареную свеклу, хоть подсолнечное масло - в краску или инструмент художника. Скорее причина в том, под рукой Зверева не только рисунки, гуаши, но и пейзажи, написанные маслом, становились моментальными слепками мгновения не столько сиюминутных внешних примет, сколько интонации, настроения. Странным образом эта мимолетность, подвижность, изменчивость образа не превращалась в неопределенность. Наоборот, из разбегающихся вроде бы пятен, линий, точек вдруг проступал взгляд, жест, образ. Не деконструкция формы или экспрессия абстракции, похоже, его интересовала, а появление, "рождение" образа из небытия белого листа. «Новые известия», Сергей Соловьев: Выставка в Новом Манеже, призванная показать образ будущего музея Анатолия Зверева, построена на парадоксах: вместо этикеток – ироничные цитаты из произведений художника, вместо развернутой биографии – всего лишь два года творческого горения (здесь зверевские работы конца 1950-х годов), вместо торжественной развески картин – сложносочиненные конструкции, подающие работы в неожиданных ракурсах. Иными словами, вместо мемориала – арт-проект. Куратор и вдохновитель всей затеи Полина Лобачевская подобно Дон Кихоту (любимому зверевскому герою) не устает сражаться с музейными мельницами, перемалывающими чувства и эмоции. Для нее по-прежнему важен вздох восхищения, эмоциональный удар. И в Новом Манеже этот удар получился такой силы, что поначалу думаешь: туда ли попал? Шел на очередной «квартирник» русского художника, отброшенного на обочину стилей и направлений ХХ века, оказался на шоу западной арт-звезды со всеми атрибутами дорогого мультимедийного зрелища. Что действительно потрясает в Манеже, так это мощная заряженность искусства Зверева на будущее. Буквально за два года художник создал произведения, которых иному хватило бы на всю жизнь: от ташистских портретов и виртуозной анималистики до живописной супрематики, от матиссовских ню до изобретательных иллюстраций к литературной классике. Ни в одном листе или картоне нет ученического эпигонства или оглядки на нормы. Как в послевоенном Союзе мог возникнуть столь свободный человек – еще один парадокс и загадка зверевской истории. Здесь есть все – от самого радикального перформанса (их Зверев устраивал во время «сеансов» рисования) до классики чистой воды. Если устроители Музея АЗ сохранят этот заряд на весь год – музейное здание на Тверской-Ямской предполагается открыть в конце 2014-го – мы будем свидетелями новой эпохи культурного строительства. Быть может, такого уровня и качества учреждений в столице не появлялось со времен Цветаева, подарившего царю и отечеству нынешний Пушкинский музей. «Независимая газета», Дарья Курдюкова: Дизайнерское преображение залов, отвечали за которое Анатолий Голышев и Геннадий Синев, – проекция того, каким видят Опалева и Лобачевская сам музей. Он должен быть современным (издательская программа уже вовсю работает, и полистать альбомы можно тут же, а можно – посмотреть фильмы про художника), как остается современным Зверев. Он должен быть нескучным, и потому прямые пространственные выгородки – и просто стены, и стекла, и даже сетки-решетки, из которых лучи света выхватывают портреты (любимые им женские головки чередуются с автопортретами), пейзажи, ню и почеркушки с животными, – сменяются лихим красным закруглением там, где Зверев выдал собственный вариант супрематизма. По экранам плывут его рисунки, то складываясь, то рассыпаясь, как пасьянс. Он мог вести линию (впрочем, длиннот не жаловал), мог складывать – ну, насколько это слово может быть применимо к нашему Поллоку-разбрызгивателю – вполне завершенный пейзаж из цветных мазков, а мог развести цветное месиво. Слегка тронет там, чуть-чуть тут – и вдруг из штрихов, клякс и капель, будто в одно касание сделает глаза, и образ, которого только что еще не бывало, живет. Свет чередуется с теменью, хорошо сохранившиеся работы – с обожженными, облизанными пожаром. В 1976 году сгорела дача Костаки в Баковке, и значительная часть работ шестидесятников из его собрания погибла, а хранившиеся в папках зверевские рисунки спрессовались от долгого лежания и уцелели. Только по краям обгорели. Они выглядят метафорой времени: лица, фигуры, пейзажи, черно-белые и цветные – глядят как из окна в обгоревшей раме. А Зверев тут идет над своими работами и над новыми техническими ухищрениями – сквозь все три зала тянется широкая лента-ось с его словами. А когда он появляется сам, то в два этапа – сначала широкий шаг, а потом уже верхняя часть туловища. Опять получается про время – то ли в ногу с ним, то ли впереди, то ли теперь оставшимся предстоит его догнать. «Московский комсомолец», Мария Москвичева: Своеобразную репетицию будущего музея Анатолия Зверева ярко и стильно дали в Новом Манеже. На темных стенах — около 250 рисунков художника, все они созданы в один из самых плодотворных периодов в его творчестве, в 1957–60-х годах. Как раз тогда в Звереве, в этом образе неряшливого и подпившего бродяги, вдруг увидели лидера отечественного нонконформизма, живое воплощение свободного, ничем не скованного искусства. Запуск арт-площадки, где будут демонстрироваться собранная Георгием Костаки коллекция работ Анатолия Зверева, — событие долгожданное. Ведь Зверев — фигура, окутанная множеством мифов, удивительных и раздольных, а его рисунки поражают своей легкостью и эмоциональностью. «Ведомости», Ольга Кабанова: Новая выставка в Манеже представляет публике готовящийся к открытию «Музей АЗ», то есть Анатолия Зверева. Музей частный, заявивший о себе модным активным эксподизайном: театральная организация пространства, красиво поданные афоризмы острого на язык художника, сменяющиеся видеопроекции работ, эффектная подсветка. Здесь же демонстрируются результаты издательской программы — несколько книг о художнике и с его иллюстрациями, четыре документальных фильма. Конечно, создание «Музея «АЗ» нельзя не приветствовать. 
«Трибуна», Антонина Крюкова: «Я просто пишу: пишу снег – я снег, пишу облако – я облако» – этой фразой самого Анатолия Зверева можно объяснить естественность и обаяние его неповторимого индивидуального почерка. Одинокий дом со светящимися окнами, наклонившаяся береза, осеннее дерево в буйстве разноцветных листьев, светлая церковь и заброшенное кладбище – все это близко и дорого каждому человеку, ощущающему себя частью пространства, запечатленного на картинах художника. «Живописец пишет на природе, пишет потому, что он поэт» – он и был утонченным поэтом, бесприютным странником, вбирающим в свое воображение окружающий мир, отражая его в красках, линиях, легких мазках. Переплавляя их в нежных образах падающего снега, розового заката, большеглазых женщин, парящих в воздухе птиц. Он и сам был птицей, испытавшей свободу полета. При всей яркости красок женские портреты Зверева, с запечатленными на них многочисленными и разнообразными персонажами, вовсе не так просты, как это может показаться. В них поражает отнюдь не сходство, а глубина, сама суть бытия, часто неприкаянного и трагического, почти безысходного. Но разве не в этом есть истинный драматизм жизни, о котором хотя бы иногда надо напоминать, чтобы мы не обольщались сиюминутными соблазнами? «Искусство свободно, жизнь скована», – говорил художник, не имевший ни красок, ни холстов, ни дома, не знавший ни уюта, ни благополучия. О том, каким самому себе представлялся Анатолий Зверев, можно узнать из бегущих по монитору строк, установленному в Новом Манеже: «Пробуженный и сумрачный, веселый и хмельной, без радостей, без вольностей, без жизни и с житьем». Но это далеко не исчерпывающая автохарактеристика, дополненная также требующими продолжения эпитетами, которые можно прочесть на другом мониторе: «Задумчивый, забывчивый, утраченный, затраченный, испорченный, затюканный, униженный, возвышенный, прилежный, бумажный, восторженный и сниженный, с повышенным, с пониженным и с сумасшедшим чуть». Литературная газета, Арина Абросимова: Выставка приготовила несколько сюрпризов. Мало кто знает, что Зверев работал в жанре супрематизма, писал стихи, открытием также стала недавно найденная иллюстративная графика художника. Издательский проект Музея АЗ представляет книги русской и мировой классической литературы, оформленные Анатолием Зверевым: «Гоголиада» («Вий», «Тарас Бульба», «Пропавшая грамота»), сказки Г.Х. Андерсена («Соловей», «Новое платье короля», «Свинопас», «Русалочка», «Дикие лебеди»), «Метаморфозы», или Золотой осёл» Луция Апулея. Также отдельным изданием выпущен альбом «100 автопортретов» («Попробуй написать себя в различном положении, настроении – и это также даст пищу твоей философии») и очень неожиданная книга в портретах, фотографиях и стихах «Зверев. Любовь», рассказывающая о 17-летних взаимоотношениях художника с его музой Оксаной Асеевой, вдовой поэта Николая Асеева, бывшей возлюбленной Велимира Хлебникова, с юности общавшейся с Маяковским, Бурлюком, Пастернаком. Экспозиция, состоящая из 15 разделов, восхитит посетителей также и видеоинсталляцией, «оживившей» работы мастера, – просто сиди и смотри: «Человечество вечно суетится… Но когда кому-то из нас удаётся остановить наше неугомонное ненасытное в делах суеты внимание, мы оказываемся в области живописи». «Артгид»: В Анатолии Звереве воплотился образ настоящего современного художника, который не вызывает озлобления у масс. Бездомный, алкоголик, харизматик, безумец, рисовал на всем, что попадалось под руку. Трагическая судьба сделала его гениальность неоспоримой для истории. Нашлись добровольцы, которые инициировали создание его музея — куратор Полина Лобачевская и коллекционер Наталия Опалева. Выставка в Новом Манеже — это репетиция новой экспозиции музея. Работы Зверева объединяют в мультимедийную инсталляцию, чтобы показать Зверева, «которого никто еще не видел» (впрочем это сомнительное достоинство, учитывая количество подделок), а именно — «нехрестоматийного, антисалонного, в высшей степени авангардного». «Ваш досуг», Сергей Соловьев: Любая — даже крохотная — работа Зверева выдерживает стократное увеличение, кадрирование, «анимирование»... Его произведения заряжены интерактивностью, энергией движения. Все это настраивает на совершенно новую, нетривиальную подачу на выставке. Полина Лобачевская вместе с дизайнерами Геннадием Синевым и Анатолием Голышевым использовали зверевский импульс во всей полноте. | |
ИЗ КНИГ ОТЗЫВОВ 1958-2014:
Толя!
ПОСМЕРТНЫЕ ВЫСТАВКИ
Я счастлива, что, наконец, эту выставку смогут увидеть и оценить ленинградцы. Я давно знакома с его творчеством, и мне всегда было больно, что столь уникальный талант, тончайшее видение мира, психологизм — все это многим не интересно. От его картин исходит всепоглощающая энергия, сила, магнетизм. Спасибо, спасибо, спасибо.
А. Зверев — гениален. Гениален его расплывчатый и одновременно конкретный мир, гениально его буйство и одновременно душевный покой, гениальна его яростная нежность. Великий русский художник. «Что имеем, не храним, потерявши — плачем»... Обидно за страну — убили художник» с великим сердцем. Недаром Зверева запрещали. Его работы — проповедь чистоты и свободы. Подобная выставка должна стать постоянной, на нее надо водить юных художников — просто учебная выставка для тех, кто берется за кисть.
Еще один талант, загубленный Родиной! Спасибо загнивающему Западу, сохранившему и оценившему Зверева! Когда мы, русские люди, научимся беречь свое при жизни, а не воспевать, похоронив! Горько, что Зверева нет, счастье, что он был! Подобные потрясения и открытия так редки. Считаю, что выставка А. Зверева должна быть постоянной, и чем больше народа ее увидит, тем прекраснее станет наша жизнь. Особенно важно приводить на нее детей, молодежь. Как это, увы, обидно, что не видели картин А. Зверева раньше. Уйти отсюда очень трудно. Спасибо.
Прекрасные мимолетности, душа радуется и плачет, когда смотришь работы художника, как был прекрасен этот человек, словно Диоген, и как гнусно наше общество, не оценившее его вовремя и не давшее ему все, что положено великому художнику. Сколько красок, сколько жизни... Но хочется плакать...
|
 |
| «САДИСЬ, ДЕТУЛЯ, Я ТЕБЯ УВЕКОВЕЧУ!»
ГАЛЕРЕЯ П. ЛОБАЧЕВСКОЙ, ВЗ «ДОМИК ЧЕХОВА», 2009 ГОД Большое событие в жизни культурной России… Трагическая судьба и такой талант. Когда Россия начнет ценить талантливых людей при жизни….?! Спасибо за выставку, атмосферу 1960-70-х гг., за сохранение культуры этого времени. Хотелось бы больше, но чтобы такие важные части нашей культуры, изучались, передавались, хранились… Например, чтоб в Москве был музей А. Зверева. Спасибо, что напомнили о нашем человеческом через вашу выставку. Встречи со Зверевым так редки! Поэтому каждая - драгоценность. Но ваша выставка уникальна – я сижу здесь и, смотрю, слушаю… и не хочется уходить. Спасибо Вам – то, что вы придумали и сделали – достойно его гения Большое спасибо за такую яркую и эмоциональную выставку! Гениальный , необыкновенно творчески темпераментный художник! Получила большое удовольствие от вашего проекта и, надеюсь, будет продолжение. «ЗВЕРЕВ В ОГНЕ» ВЗ «НОВЫЙ МАНЕЖ», 2012 ГОД Человеку, не знающему имя - ЗВЕРЕВ - совершенно понятно, что это — гений. А всем знающим (после ТАКОЙ выставки) очень хотелось бы, чтобы в Москве был организован музей А. Зверева! Пришел на выставку с внучкой 11 лет. Говорю: "Не посмотришь Зверева сейчас - не увидишь больше никогда». Выставка замечательная - такое нечасто увидишь. Разумеется, Зверев - гениальный, великий, еще, наверно, до конца нами не познанный. И он заслуживает поклонения, восхищения, книг, альбомов, выставок... и МУЗЕЯ. Г. Медникова, И. Яшина В Свиблово, где жил художник, нужно создать его музей! Владимир Волков Правильно! Необходимо создать музей и поставить памятник в центре Москвы! Гений! Великолепный художник и личность! Выставка Ваша, Полина Ивановна Лобачевская – бесценное явление культуры, огромный дар нашим внутренним вселенным, вере и любви каждого из нас. Надеемся как можно скорее посетить Музей Зверева, как воздух необходимый для жизни Культуры Мясковская Ирина, искусствовед |
 |