- Подробности
- 17.05.2016
Анатолий Зверев.
Школа. Александр Румнев. Мемориальная доска на стене школы. Георгий Костаки. Портрет Люси. Афиша выставки в Париже. |
Анатолий Зверев родился 3 ноября 1931 года в Москве. В школе его учителем рисования стал Николай Синицын,
который, в свою очередь, был учеником Остроумовой-Лебедевой. Затем учился в ремесленном училище. Зверев: Вот я покидаю училище живописи и, по-флотски шлёпая по бульвару и улице башмаком на правой и валенком на левой ноге, направляюсь в сторону дома, где не поджидает меня никто, кроме кошки. Получив специальность маляра, Зверев устроился на работу в парк «Сокольники». Там художника, расписывающего детские площадки,
увидел Александр Румнев. Он стал первооткрывателем зверевского таланта и его покровителем на долгие годы. В 1954 году произошла встреча Зверева с известным коллекционером Георгием Костаки. Костаки оказался одной из самых значительных фигур в биографии Зверева — именно он разглядел в молодом художнике гениального рисовальщика и живописца. В 1957 году во время Фестиваля молодежи и студентов в Москве мексиканский художник Сикейрос присудил Звереву высшую награду.
Зверев женился, родились двое детей, но семейная жизнь продлилась недолго. В 1965 году французский дирижер Игорь Маркевич организовал выставки Зверева в Париже и Женеве.
Игорь Маркевич: «Зверев — это «случай», случай человека, который вновь открыл историю современного искусства».
В 1968 году Анатолий Зверев познакомился с Оксаной Асеевой. В молодости она была дружна с Маяковским, Хлебниковым
и Пастернаком. В 1916 году Оксана Михайловна стала женой поэта Николая Асеева, в 1963 году она овдовела. Встреча Зверева и Асеевой изменила жизнь обоих. Оксана Асеева стала музой Зверева на долгие годы. В 1984 году состоялась единственная прижизненная выставка Зверева в России (Горком графиков, Москва). Анатолий Зверев умер 8 декабря 1986 года. |
Зверев с Асеевой.
Афиша единственной Выставки в СССР. Горком графиков. Могила. |
Я учился в это время ( 44-й год ) в школе имени Пушкина…
Здесь, в этой школе, я увидел Николая Васильевича Синицына, преподававшего черчение (науку, хотя скучную, но довольно занятную и интересную для я чертежников, а иногда и художников).Здесь впервые я был удостоен звания академика – что присвоил мне Николай Васильевич Синицын… Мне нравился этот педагог, так как представлял весьма аккуратного в «своей кройке» и поведении : я помню хорошо накрахмаленный белый воротничок на фоне симпатичного, с некоторым форсом улыбки лица, на фоне очень хорошо выглаженного костюма, - все это создавало очень приятное впечатление и всякое появление Николая Васильевича для меня было выручкой. Я очень люблю аккуратных и строгих в одежде людей, потому что я сам никогда не следил за собой. Ученики и другие сверстники также относились с большим уважением к внимательному ( по своей природе) человеку, с которым, однако ж, можно было и « весело» что называется жить. Например, мы, впоследствии, занимаясь на дому, чувствовали себя весьма уютно и «романтично»: мне было очень и очень приятно пребывать в доме этого гравера-живописца, у которого было достаточно много одаренных учеников. Я хворал, болел, плакал, меня так обижали, обижала мать, сестра – и пугало все: и неожиданный поворот стула – трах-тарарах – и от двери черная ручка, как дьявол или нечистый дух, смотрела на меня…Я это чувствовал всеми фибрами души пугливой своей, меня пугал шелест листвы, и черные тени , устроенные на окнах стекла, странно и страшно двигались, как «маги» - и не хватит на свете бумаги, чтоб описать столь ужасные видения, навевающие не столь хорошие сновидения( после чего снятся кошмары и видимости, довольно неприятные по своим формам и расцветкам)… Пугало также недоброе товарищество на дворе или улице. Среди мальчиков и девочек я вечно находил несправедливость их бытия ( какого бы круга они не были): обязательно то там, то сям было «неравенство»: кто-то обязательно был среди всех или очень красивый или сильный. Мне, как человеку слабому от рождения физически и расстроенному психически, хотелось быть настороже, я предпочитал не дружить. Дети играли, веселились, но их веселье мне всегда казалось подозрительным; я не мог разделить их чувств и никогда с ними не водился, а просыпал у себя ( летом) возле окна мушиного за клеенкой за столом, пригретый некоторым лучом солнца. И мне было приятно грезить и спать, и я видел во сне белые батоны с изюмом – для меня в детстве изюм представлялся некоей фантазией, каким-то «чудом-юдом», всегда он мне нравился. Когда мать при носила с работы эти булки, несколько «оттененные» запахом кожи или лекарства «салицилового» завода, - оттенком ацетона, что мне нравилось почему-то… А под окном была помойка. И я дышал этой пылью и помойным смрадом, что жужжала казаками-мухами. На помойке водилось весьма большое количество помойных и грязных крыс, которые перекочевав, «эмигрируя» в нашу комнату, очищались до неузнаваемости, приобретали «божеский и «холеный» вид и чистенькие, с противными хвостиками прогуливались по столам комнаты и кухни… А. Зверев - Синицин Н.В. Портрет.
Первый учитель Н. Синицын. |
Родители
|
Год моего рождения - 1931, день рождения - 3 ноября.
Отец - инвалид гражданской войны, мать - рабочая. Сестер я почти не знал, помню, кажется (из умерших) лишь двух - Зину (первую) и Верочку. Две сестры, кажется, живы и по сей день; одна из них - старше меня на четыре года, другая, - младше на столько же лет. Я случайно (или неслучайно) стал художником, учителем я избрал себе Леонардо да Винчи, читая коего, нашел много себе близкого (если, конечно верить напечатанному в переводах этого гения). Когда я читал трактаты оного - уже теперь моего друга, - был поражен одинаковости в выражении мыслей наших. Будучи в положении несчастного и "неуклепаго" в обществе в целом, я обрел великое счастье еще и еще раз делиться впечатлением по жизни искусства, по его трактату о живописи. В это приблизительно время образование мое "зиждилось" на том, что мне было более всего присуще или приемлемо для меня (быть может, исключительно токмо - самому себе). Другими словами, - что легче всего давалось; ибо я рос болезненным и слабым. Учился очень неровно и имел оценки всякие: по отдельным предметам или, скажем, - "отлично", или, контрастное "два". Впоследствии мне удалось каким-то образом окончить семилетку и получить неполное среднее образование, чем я и гордился перед самим собою, кажется, более, нежели пред другими, меня окружающими друзьями и приятелями. Детство, в основном, проходило дико (или сумбурно), и поэтому весьма трудно об этом что-либо путное хотя бы "обозначить"... Желаний почти что никаких, кажется, не было… Что жe касается искусства рисования вообще-то можно лишь заметить тут следующее: художником я не мечтал быть… Но очень часто хотелось - и "мечталось", чтобы брат (троюродный) каждый раз, когда ему удавалось появиться у нас еще до войны, рисовал мне всегда коня. У нас в комнате висел на стене "лубок" - картина, на которую я засматривался - и даже, кажется, пытался по-своему сделать "копию", то есть как бы нарисовать то жe самое. Конечно, у меня в то время были цветные, наверное, карандаши: и, кажется, были шашки, в которые я всегда мечтал научиться играть (впоследствии эти шашки стали связующим звеном моего "неуклепаго", - выражаясь, так сказать, деревенскими словами, - существования). Зверев и Леонардо.
Трактат. Сокольники. Зверев за шашечным столом. Весьма часто просил рисовать мне что-либо и отца, на что тот охотно соглашался, хотя (по всей вероятности) рисование ему не удавалось, несмотря на "лиричность" личности; и лишь из желания угодить мне ему удавалось нарисовать всегда лишь одно и то же: голову какого-то мифического старика в профиль… Тем не менее рисование у меня, видимо, удавалось - и, впоследствии, оно так или иначе "прижилось"… сначала, "на пятом году" моей "жисти" - портрет Сталина. Затем, когда был в пионерском лагере. - не стесняясь, могу сказать (хотя и задним числом - уже) - "создал шедевр" своего искусства на удивление руководителя кружка (а не кружки!) - "Чайная роза" (или "Шиповник"). А когда мне было пять лет (еще до вышеупомянутого случая) изобразил "уличное движение", по памяти, в участке избирательном, где тогда еще - до войны - детям за столиками выдавались цветные карандаши и листы бумаги для рисования. Тогда в Москве было мало - относительно мало - людей, да и Москва была не очень уж обширна, не то, что нынче. И на выборы тогда шли родители с детьми под гармошку (и под песни и с плясками) по улице, как на праздник - голосовать. Что касается дальнейшего моего рисования - началась Отечественная (или как ее еще называют - "великая") война, - когда стали всех эвакуировать, кого куда… Я вместе с двумя сестрами, отцом и матерью оказался в Тамбовской области (или губернии). Я не стану тут распространяться как "хорошо" или "плохо", и как долго или быстро добирались мы на товарном поезде до места назначения: отмечу лишь то, что, действительно касается тут вопроса о дальнейшем "рисовании"… Конечно же рисования никакого не было, да, наверное, и не могло бы, кажется, и быть; "суета сует" и всяческая, так сказать, суета. Отец очень много и "пространно" рассказывал мне все - "что к чему", "где рожь, где - пшеница"; "где овес - какой хаос" и так далее и тому подобное - подробное. Затем, простудившись и жестоко отморозив себе ноги, заболел и - скончался на сорок третьем "ходу" своей печальной жизни, на Новый год, …января в пять утра. Естественно, было печально все это... Затем, я болел так называемой "слепотой куриной", а потом засорил глаза известью и мелом с потолка избы, чисто случайно - и это тоже, кажется, было моим несчастьем… "Деревня" (то есть, "деревенская" жизнь) мне нравилась и не нравилась одновременно, что-то нравилось и что-то – нет. Что касается "живописности" родного края, моих так сказать, "родителей" - то, конечно, вне сомнения - изумление: луга… разлив… весенний гул с полей, бегущих с грохотом и шумом тающих снегов, ревущих рано поутру подобно волнам… И все-все остальное: что лето, что зима с заносами. Сугробы до проводов от телеграфных столбов, когда через сени изб еле вылезали люди, чтобы разгрести снег у труб и у выхода, у окон. Ну, в общем, конечно, все это очень интересно… А летом - и жара, и зной, и грозы страшные временами. Река и речки, и озера... И прочее все остальное тож.
А время шло; и шла еще война... В Москве, когда мы прибыли по окончании войны, люди жили еще по карточкам - "талонам", на пайке, в нужде, как говорится, и так далее… так что, к воспоминаниям о "пайках" и каких-то "карточках" - стоит ли обращаться лишний раз. А рисование продолжалось из-за случайностей, которые порождали такие парадоксы: например, "рисование" из газеты "советский спорт" – «острые моменты у ворот московского "Спартака"». В моем альбомчике появились рисунки черной тушью пером, исполненные мной впервые после такого длительного перерыва во время войны, то есть после пятилетнего срока: а именно - в сорок пятом - сорок шестом году… Затем - рисование, живопись, лепка, занятия гравюрой по линолеуму, выжигание по дереву в двух парках: "Сокольники" и "Измайлово", в их детских городках. Затем - в двух домах пионеров… Потом (тоже случайно) учился - и закончил Художественное ремесленное училище (два года). Ну и... хотя и "мимолетно", понемногу, что называется, посещал иногда кое-какие студии "для взрослых"; и даже, быть может, мог бы "подзастрять" в училище художественной школы, в одной из школ, которая находилась на Сретенке (училище под названием, кажется, "1905 года"). Но в этом училище я пробыл очень мало. С первого курса был уволен из-за… "внешнего вида", мое плохое материальное положение решило исход моего там пребывания. Затем работал художником в парке "Сокольники" (кстати, после окончания ХРУ - художественного ремесленного училища), работать приходилось в основном, маляром. В принципе, - что касается "всего прочего основного",- почти неинтересно и лишнее… Всюду мне "не везло": но рисование и живопись - остались "неизменным" занятием почти по сей день… К современным художникам, мне знакомым, отношусь, кажется, с уважением за их доброту между собой… хотя положение вещей вообще не дает возможности считать всех счастливыми. Хотя иногда (или почему-то) "со стороны смотрящие" уже заведомо "признают" за счастье называться "художником". Я лично себя пока не умею считать "счастливым", - в особенности, когда я наталкиваюсь на грубость своей собственной судьбы: на "невезенье" в чем-то и, в особенности, когда что-то болит в непогоду. К художникам вообще считаю нужным относиться с уважением при условии, ежели последние - не слишком "в чем-то" - жадны, завистливы, плуты, злы и прочее. Прочие в чем-то плохи там, где мне лично как-то не нравятся и так далее… Наиболее интересные живописцы - разумеется, те, которые могут более других остановить взор на своих полотнах и не утомляют "ненужностью" своих "затей", как в технике, так и в своей тематике: Ван Гог, Рембрандт, Рубенс, мой учитель - Леонардо да Винчи, Веласкес, Гойя, ванн Дейк, Рафаэль, Саврасов, Врубель, Рублев, Васильев, Ге, Кипренский, Иванов, Малевич, Кандинский, Боттичелли, Добиньи, Серов, Брюллов, Гоген, Констебль и многие другие, коих по фамилии я не знаю или просто не припоминаю... Что касается художников - "сверстников" - из современных (из так называемых "авангардистов"), лучшими являются все из ныне живущих - потому, что у всех есть будущее, настоящее или - хотя бы - "прошедшее" и т.д. и т.п. Желаю счастливого всем художникам "плавания" и попутного ветра в творчестве. "Плыви моя челн по волнам". Желаю здоровья, коли таковое найдется. Аминь. |
РОССИЯ
Москва 1957 III Московская Молодежная выставка. 1958. Выставка в квартире Георгия Костаки. 1975 Выставка живописи на ВДНХ. Павильон «Пчеловодство». Выставка произведений московских художников. Дом культуры ВДНХ. ВДНХ. Дом культуры.
1984
Афиша единственной Выставки в СССР. ВДНХ. Павильон «Пчеловодство». Горком графиков. Единственная прижизненная персональная выставка Анатолия Зверева. Горком Графиков. (Куратор - Владимир Немухин). 1989 Выставочный зал Советского фонда культуры. 1998 «Зверев. Живопись и графика из частных собраний», Галерея КИНО, Московский Аукционный Дом. 1999 «Зверев. Живопись и графика из собрания ГТГ и частных коллекций», Государственная Третьяковская галерея, Галерея КИНО. 2005 «Гений графики», Галерея КИНО. 2006 «Стенограмма», А. Зверев на концерте М. Марсо. Галерея КИНО. 2009 «Садись, детуля, я тебя увековечу», Галерея Полины Лобачевской. ВЗ «Домик Чехова». 2012 «160 работ Анатолия Зверева», Литературный музей. «Зверев в огне», Галерея Полины Лобачевской, Новый Манеж. 2014 «На пороге Нового Музея», Музей АЗ, Новый Манеж. Ленинград / Санкт-Петербург 1991 «Другое искусство», Русский музей. Тверь 1993 Тверской фонд культуры. Саратов 2011 «Анатолий Зверев. Живопись, графика», Саратовский государственный художественный музей им. Радищева. |
ЗАРУБЕЖНЫЕ ВЫСТАВКИ
1965 Париж (Франция) Галерея Мотт. Женева (Швейцария) Галерея Мотт. Сан-Франциско (США) Выставка советского искусства из собрания Филдинга. 1967 Нью-Йорк (США) «Русская живопись за 500 лет», Галерея нового искусства. Сангрести (Франция) Галерея АВС. 1957-1970 Гренобль (Франция) Городской музей, «8 художников из Москвы», Музей живописи и скульптуры. 1970 Лугано (Швейцария) «Новое искусство Москвы». Музей изобразительных искусств. 1971 Копенгаген (Дания) «10 художников из Москвы». 1974 Бохум (Германия) «Прогрессивные течения в Москве». 1975 Вена (Австрия) «Русский февраль 1975 в Вене». Дом искусств. Брауншвейг, Фрайбург, Западный Берлин (Германия) «Русские художники-нонконформисты». 1976 Париж (Франция) «Современное русское искусство». Пале де Конгрэ. Сент-Луис (США) «Новое искусство из Советского Союза».. 1977 Лондон (Англия) «Неофициальное искусство из Советского Союза». Венеция (Италия) «Новое советское искусство». Биеннале-77. Вашингтон (США) «Новое искусство Советского Союза». Клуб искусств. 1978 Турин (Италия) «Новое советское искусство». Биеннале. Лаваль (Франция) «Русское неофициальное искусство». Музей Старого замка. 1979 Везине (Франция) Галерея искусств. 1981 Джерси-Сити (США) «25 лет советскому неофициальному искусству». Музей советского неофициального искусства. 1983 Вашингтон (США) «Неофициальное искусство из Советского Союза». 1985 Лондон (Англия) Галерея Миро и Шпизмана. 1986 Нью-Йорк Галерея «КУРОС». 1990-1991 Каруж (Швейцария) Галерея Трех платанов. |
РАБОТЫ АНАТОЛИЯ ЗВЕРЕВА
НАХОДЯТСЯ В СОБРАНИЯХ: • Государственная Третьяковская галерея. Москва • Московский музей современного искусства, Москва. • Музей актуального искусства ART4.RU, Москва. • Государственный Исторический музей, Москва. • Новый музей, Санкт-Петербург. • Музей Джейн Вурхис Зиммерли, коллекция Нортона и Нэнси Додж, Рутгерский университет, кампус Нью-Брансуик, Нью-Джерси, США. • Музей современного искусства, Нью-Йорк, США. • В частных собраниях в России и за рубежом. |